"Я выстроил свой дом в открытом океане..."
К 90-летию со дня рождения Александра Дунаева Сегодня Александра Дунаева вспоминают нечасто. Главный режиссер Театра на Малой Бронной, "начальник" великого Эфроса - вот и все, что обычно знают о нем. Он почти всегда находился в тени, а между тем был народным артистом, ставил за рубежом, открывал новые имена. Парадокс? Скорее, свойство характера. Но иногда даже негромкие судьбы показательны.
Дунаев родился 27 марта 1920 года. Он шутил: "Международный день театра специально назначили в день моего рождения". Никто из его родителей не был связан с искусством, и все же театр был в крови. В детстве он устраивал целые спектакли, где сам играл Бабу-ягу. А после школы стал актером Третьего Московского театра для детей. Там Дунаев встретился с Лобановым, который посоветовал поступать в ГИТИС.
Его мастером стал Василий Сахновский, декан режиссерского факультета, параллельно работавший во МХАТе. Именно он привил Дунаеву понимание театра как общего дела. Много лет спустя, когда его спросят о работе с Эфросом, он ответит: "А разве мы плохо работаем? Театр - ведь дело артельное! Если я, прожив немалую жизнь в искусстве, только себя одного считаю личностью, то я не художник".
Но окончить ГИТИС он не успел. В 1940-м, после второго курса, Дунаев был призван в армию, в погранвойска. Его направили на Дальний Восток. На всю жизнь запомнились звездное небо над Амуром, волны, шторм, корабли. Потом, в работе над "Океаном" А.Штейна, он вернется к этим впечатлениям. В то же время пьесу ставил Охлопков, но он сам признал победу Дунаева. Это был один из лучших спектаклей Театра Советской Армии.
"Океан" захватывал своей масштабностью, метафоричностью при абсолютно точном существовании актеров. Вместе с художником Волковым режиссер открывал всю огромную сцену театра, нос корабля был устремлен в зал, и казалось, корабль идет прямо на зрителей. Все морские сцены разыгрывались на мостках, которые покачивались, создавая полную иллюзию движения по волнам. Но образ океана был шире: это и сама жизнь, бурлящая, непостоянная, и стихия в душе человека.
Дунаев прекрасно распределил роли и создал удивительный актерский ансамбль. Попов, Зельдин, Касаткина, Сагал - казалось, они не играли, а жили в этом суровом и романтическом мире. И даже после того, как спектакль был снят, артисты тепло вспоминали о нем.
Дунаев был "актерским режиссером", возможно, он унаследовал это от своего второго учителя, Леонида Вивьена. Дунаев завершал образование в Новосибирске, куда был эвакуирован Ленинградский театральный институт. А потом "житейское море" бросало из города в город: за сорок лет своей режиссерской деятельности он сменил девять театров. Где-то служил год, где-то два, четыре. Но его скитальчество не было добровольным. Иногда его просто переводили (в системе военных театров сложно сказать "нет"). Он, главный режиссер, не умел быть единоличным хозяином, и его "свергали" изнутри. Актеры, недовольные своим положением, директора, стремящиеся к власти, - схема могла меняться. Но результат оставался тем же: Дунаев уходил.
Он думал, что нашел свою гавань в Театре на Малой Бронной. Там он проработал 15 лет. Этот театр, так же как МХАТ для Сахновского, "стал его главной радостью и главным мучением".
Создавая свободу творчества Эфросу, он брал на себя идеологию, ставил "датские" спектакли, но они никогда не были казенными. В любом материале Дунаев старался найти возможность заглянуть в себя. И главная его тема - исследование нравственного потенциала людей - широко, вольно и заметно звучала в "Ленушке" и "Золотой карете" Л.Леонова, "Трибунале" А.Макаёнка, "Равняется четырем Франциям" А.Мишарина и одном из самых ярких спектаклей начала 80-х годов - "Лунине, или Смерти Жака" по пьесе Э.Радзинского. Не прошел Дунаев и мимо драматургии Вампилова, впервые обратился к творчеству В.Кондратьева ("Отпуск по ранению" по повести "Сашка"). Его последним спектаклем стали "Брандербургские ворота" М.Светлова, который на титульном листе своего сборника когда-то надписал: "Дунаеву Саше - почтеньице наше".
В жизни же столь ценимый Дунаевым человеческий потенциал окажется слишком низким. Он дождется, что актеры будут писать "наверх", требуя снять его с должности (впрочем, сегодня эти письма стали привычными). Те, кто был занят в его спектаклях, станут поливать его грязью, "шить" дело. А он, уже переживший два инфаркта, будет слушать их и ловить ртом воздух...
И умрет от разрыва сердца майским днем 1985 года.
О.Бычкова, газета "Культура", №11, 25-31 марта 2010 г.