Актёр Николай Пастухов: «Так жить нельзя. Надо креститься!» Его киногерои искренни, трогательны, скромны. Самсон Вырин в «Станционном смотрителе», Телегин в «Дяде Ване», Глагольев в «Неоконченной пьесе для механического пианино»... Без них фильм всё равно что Театр Российской армии без самого актёра. Когда в прошлом году Николай Пастухов объявил о своём уходе, коллеги отказались без него далее играть пьесу «Поздняя любовь»: замену найти не удалось. Все девять лет, что шёл этот спектакль, Николай Исаакович играл, почти ничего не видя. Зрение начало портиться давно. А зрители даже не догадывались, что артист слепой. Душевное зрение — Как же вам удавалось «маскироваться»? — Во время репетиций, чтоб палкой не стучать, научился видеть, где зрители, стол, стул, коллеги. Роль выучил так, чтобы играть не видя. И понял, что действительность можно разглядеть душой.
— Страшно, когда оказываешься в темноте… — Это меня не гнетёт. Иногда даже радуюсь, что многих вещей не замечаю. Всё дело в сердце: оно не даёт заснуть. Когда освободили Ригу, вошёл в местную библиотеку и увидел Библию. Не удержался, взял её с собой и так всю войну и пронёс в вещевом мешке. Помню, зашли в освобождённую деревню, а там бабы сидят, и одна мне говорит: «Ты погибнешь!» А я ей: «Нет!» Верил, что вернусь. Со мной всегда был крест. Я сделал его из дерева. Когда както пошли в баню, снял и положил в кошелёк. Ктото увидел и доложил командиру. Тот меня вызвал и говорит: «Ты что, в Бога веришь?» Отвечаю: «Да». Тогда стал отчитывать: «Как ты, советский солдат, можешь быть верующим…» Думал, расстреляют, но меня из этой части перевели в другую. А они, мои бывшие, на следующий день после моего перевода прыгали с парашютов и попали в засаду — все погибли. Среди них должен был быть и я.
Центровина жизни — Вы родились в семье офицера — коммуниста и красноармейца. Откуда место вере? — Сам не знаю. Всегда ощущал себя православным. Это центровина жизни. Постился, посещал храм. Помню, во время работы в фильме «Станционный смотритель» Никита Михалков и режиссёр Сергей Соловьёв после съёмок иногда звали в ресторанчик вкусно поесть, а я отказывался: мне это было не надо. А выпить чутьчуть както пришлось — чтобы войти в образ трагической фазы жизни, когда в несчастье герой, теряющий дочь, идёт в кабак. Надо мной подшучивали: «Дружить дружит, но не выпивает, не курит...» А я как решу, так и живу.
Мне кажется, вера пришла, когда ещё меня мать носила. Я родился в двадцать третьем году. Время было страшное. Брат шёл на брата. Отец — красноармеец. И когда мама была на седьмом месяце, пропал мой брат — пятилетний Васька. Несколько дней искали и в конце концов нашли на железной дороге с отрезанной головой. Я эту историю узнал уже взрослым от матери, незадолго до её смерти.
Сергея Соловьёва крестили в тазике Недавно Николаю Исааковичу исполнилось 90 лет. Среди поздравлявших народного артиста были конечно и крестники — Сергей Соловьёв и его сын Дмитрий. Както ещё задолго до перестройки Николай Исаакович набрал номер телефона режиссёра и обратился:
— Старик, так жить нельзя… Надо креститься!
Вот что вспоминает сам автор фильмов «Асса», «Чужая белая и рябой», «Анна Каренина»: — Я только в люди выбился, обо мне заговорили, а тут такое предложение. Я отвечаю: «А вдруг настучат?» А Коля мне в ответ: «Не обязательно ходить в церковь, можно и дома. Главное, купить новый тазик и кастрюлю для воды». Я согласился. И вот раздели нас с Митей, встали мы в тазик, и батюшка поправославному крестил. До сих пор помню ощущение праздничности.
В 1989 году режиссёр воспроизвёл обряд домашнего крещения в финале культовой картины «Чёрная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви». 1953 год. Страна в последний путь провожает Сталина. В коммунальной квартире священник прокручивает плёнку диафильма и повествует о крещении в водах Иордана Иоанном Предтечей, после чего главный герой Митя встаёт в тазик и батюшка, поливая водой, благословляет начало православной жизни: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь!»
В.Лесничий, газета "Крестовский мост", №7, 2013 г.
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума