http://www.agidel.ru/index.php?param1=4971&tab=7 Борис Морозов:
Зритель не хочет пускать в сердце боль
Где взять заслон на пути разрушающей силы рубля?
На постановку «Снегурочки» Римского-Корсакова Башкирский государственный театр оперы и балета пригласил главного режиссера Центрального академического театра Российской Армии народного артиста России профессора Бориса Морозова. Уфимцам хорошо запомнился июль 1979 года, когда он вместе с Анатолием Васильевым приезжал в Уфу со спектаклями Московского драматического театра имени Станиславского «Взрослая дочь молодого человека» и «Брысь, костлявая, брысь!». Эти постановки по пьесам молодых драматургов с необычным сценическим языком, в какой-то мере условным, а где-то реальным до натуралистичности, с ярко выраженными мыслями и сильными чувствами всколыхнули тогда всю театральную общественность. С воспоминаний о той поре и началась наша беседа.
— Да, мы стремились дерзать. После учебы в Челябинском политехе, где я организовал известный театр «Манекен» (потом им руководил мой брат), уехал в ГИТИС, попал на курс Андрея Алексеевича Попова. Со мной вместе занимались Анатолий Васильев, Рифкат Исрафилов.
— Известно, что последние десять лет вы работаете в театре Российской Армии в Москве. А что было до этого?
— Немало было. Театр Маяковского, пять с половиной лет главным режиссером в театре имени Пушкина, потом стал главным режиссером литературно-драматической редакции Центрального телевидения. Работал режиссером-постановщиком в Малом театре. Ставил и ставлю за рубежом.
— Какие у вас предпочтения как у режиссера?
— Брался за многие классические произведения, которые дают пищу для размышлений и затрагивают душу. Из современных пьес тоже пытался выбрать отвечающие этим критериям. К примеру, в Малом были «Леший» Чехова и «Убийство Ганзага» болгарина Иорданова — такой парафраз «Гамлета», «И аз воздам» Сергея Кузнецова, где Юрий Соломин сыграл Николая II еще в партийные времена, и «Преступная мать, или Второй Тартюф» Бомарше, «Пир победителей» Солженицына и «Горячее сердце» Островского.
— В «Снегурочке» вы тоже встречаетесь с Островским. Этот автор вам особенно интересен?
— Безусловно. Плюс к тому в моей биографии есть приятные моменты, именно с ним связанные. За постановку по пьесе Островского в Малом театре я стал лауреатом премии Москвы. В Сеуле хорошо приняли мою постановку «Бесприданницы». И такое совпадение: в моем портфеле уже лежала «Снегурочка» для театра армии, когда появилось приглашение из Уфы. Оно очень заинтересовало еще и потому, что до сих пор не приходилось сталкиваться с оперным спектаклем. Как говорится, первая проба.
— Разница большая с драматическими постановками?
— Огромная. В опере в постановочной команде, конечно, самый главный — дирижер, поскольку музыка ведет за собой действие. Законы музыкального спектакля диктуют мое соучастие в общем деле, в котором заняты очень талантливые постановщики: дирижер Михаил Грановский из Большого театра, сценограф Игорь Иванов из Петербурга, который в Мариинке был главным художником при Темирканове, с Петром Фоменко ставил «Лес» Островского в «Комеди-франзес». Балетная часть закреплена за москвичкой Ириной Лазаревой. В разные периоды репетиций каждый из нас задействован в разной степени. Когда спектакль сводится в одно, чтобы предстать перед зрителем, возрастает моя роль как режиссера. Могу сказать, что все репетиции неизменно доставляли мне удовольствие. Прекрасная сказка, прекрасная музыка.
— Борис Афанасьевич, что в последнее время вы поставили на сцене своего театра?
— Это «Севастопольский марш» по «Севастопольским рассказам» Льва Толстого с музыкой Андрея Петрова. В постановке участвуют почти 60 актеров. Использованы все возможности нашей сцены, самой большой в Европе. Это главная тема театра Российской армии — история страны, служение Отечеству, вера и долг, несмотря ни на какие политические метания. К 60-летию Победы мы показали «Давным-давно» Гладкова. Это героическая комедия. Ее премьера состоялась в 42-м году, в эвакуации, под руководством замечательного режиссера Алексея Дмитриевича Попова. Приурочено возобновление постановки к 75-летию нашего театра. В роли Кутузова — Владимир Зельдин.
— А кто играет Шуру Азарову?
— Татьяна Морозова, моя младшая дочь. Сразу, чтобы предотвратить домыслы по поводу могущественного папы-режиссера, скажу, как любил повторять великий артист Андрей Алексеевич Попов, сам, как известно, сын режиссера: «По блату можно получить роль, но не сыграть ее».
— Старшая дочь тоже актриса?
— Нет, Катя — востоковед, кандидат искусствоведения, специализируется по японскому театру. У нас в семье два научных работника, моя жена — кандидат технических наук. Внук еще пока не определился, он первоклассник, хотя интересуется историей. А дед его больше всего кино любил. Я мечтал стать киномехаником в его годы.
— Родители влияли на ваш выбор профессии?
— К театру они не имели отношения. Отец, между прочим, родился в Уфе, в Нижегородке, и прожил тут до службы в армии. Он воевал, был полковником авиации дальнего действия. В наших с братом пристрастиях наверняка сыграло роль то, что отец любил семейные концерты. Мы импровизировали, читали стихи, у нас в доме звучала музыка. Мой брат Анатолий — главный режиссер театра в Тольятти, племянник ставит спектакли в Костроме.
— Вы преподаете в ГИТИСе (теперь РАТИ) очень давно. Отличаются ли нынешние студенты от тех, что приходили в те далекие годы?
— Среди тех, кто осознанно выбирает профессию, я особой временной разницы не усмотрел бы. Ощущение такое, что и сейчас немало есть серьезных и толковых ребят. Отбор у нас суровый — не только по внешним данным, а по тому, как поступающий мыслит, как раскрывается в человеческом плане. В прошлом году курс, который веду, получил задание выбрать что-либо по теме Великой Отечественной войны. Прозвучали пронзительные отрывки, чувствовалось: это пропущено через себя, через свое сердце. Сейчас студенты уже третьекурсники. Самое главное для педагогов — наполнить их хрупкие души благородными помыслами, чтобы не заразились они цинизмом, вещизмом и прочими болезнями нынешнего века.
— Вы ставили спектакли за рубежом. Распространился ли там вирус сверхмодерных постановок, призванных ошеломить зрителя?
— Так же, как и у нас, за рубежом мирно сосуществуют разные театры, разные режиссеры и разные вкусы у зрителей. В Нью-Йорке я ставил «Зойкину квартиру» Булгакова, в Германии «Лешего» Чехова, в Тель-Авиве в Камерном театре «Чайку», и везде находилась благодарная публика, воспринимавшая классику, как подпитку для души. Тот же Андрей Попов говорил: театр нужен, чтобы помогать человеку жить. Тема может быть болезненной, заставляющей страдать. Многие бегут от подобных потрясений. Когда я работал на телевидении в 87 — 88 годах, какие мы давали в эфир прекрасные театральные работы! Они будоражили мысль, воспитывали чувства. А сейчас зритель занимает позицию: «Обслужите меня!», не хочет ни мыслить, ни допускать в свое сердце даже маленькую боль, и его трудно винить — он так воспитан телевидением, кинотеатрами, да, увы, и театрами тоже. Но ведь и искусство нынче в положении выживающего, вот и надвигается эта разрушающая сила рубля, неосознанная подмена истинных ценностей. Брехт говорил, что потрясать сердца и действовать на нервы — не одно и то же.
Проникнуть в глубину человеческого сердца, достучаться до самых тонких чувств — для этого так важно при всех жестокостях нынешнего времени сохранить не просто театр, а традиции русского психологического театра. Артистам не устаю повторять, как надо дорожить зрителем. Он же среди всех этих «аншлагов», реалити-шоу, кинобоевиков вдруг выбрал нас, потратил свои деньги, свое время. Так имеем ли право его разочаровать? Особенно важны детские спектакли — ребенок, возможно, впервые переступил порог театра, и от сегодняшнего впечатления зависит: откроется ему прелесть или убожество искусства. Кстати, для оперного спектакля такое впечатление еще более актуально. Так что хочется, чтобы «Снегурочка» полюбилась публике. Я на целых полтора месяца оставил своих артистов, своих студентов. Надеюсь, что есть ради чего.
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума