Юбилей фельдмаршала Владимир Зельдин – рыцарь светлого образа 
Лет двадцать назад журналисты стали одолевать Владимира Зельдина вопросами о долголетии и преданном служении театру. Теперь вопросы сменились искренним удивлением: в свои 95 лет актер играет в четырех спектаклях, участвует в концертах, устраивает творческие встречи – как будто и не изменился со времен «Свинарки и пастуха». В эти дни его рабочий график снова плотно расписан – юбиляр репетирует в спектакле, премьера которого состоится в феврале… Сменялись эпохи, время диктовало репертуар, театр переживал непростые времена, а Владимир Зельдин выходил на сцену и играл. И сегодня, пересматривая биографические материалы, не перестаешь удивляться – сколько тысяч раз он переворачивал душу зрителям. К сожалению, многих его поклонников давно нет в живых, поскольку первый фильм с Зельдиным вышел на экраны в далеком 1941 году…
А вскоре на «Мосфильм» стали пачками доставлять письма – это были послания оттуда, где гремят страшные орудийные залпы. Актеру писали командиры, медсестры, раненые бойцы и, не рассчитывая получить ответ, «сообщали информацию»: мол, на фронт шли, напевая строчки из песни «Друга я никогда не забуду, если с ним подружился в Москве…» Эта песня из «Свинарки и пастуха» вселяла особую надежду. Правда, об этом Зельдин узнал много позже, поскольку едва фильм был сдан, артистов эвакуировали в Казахстан.
«Нас берегли для мирного времени» О том, как фильм спас ему жизнь, Владимир Михайлович сотни раз рассказывал в интервью, но повторения неизбежны, когда выпало счастье прожить столь долгий век.
В это трудно поверить, но его поколение – это Николай Крючков, Георгий Жженов, Петр Алейников, Марина Ладынина, Валентина Серова, Евгений Самойлов, Борис Андреев, Ростислав Плятт, Людмила Целиковская, Вера Марецкая и многие другие звезды далекой истории. Многих из них молодое поколение почти не знает, но Зельдину повезло: он дожил до наших дней словно для того, чтобы крикнуть потомкам, какие необычные люди встречались на его пути и чему научили (кстати, это одна из главных тем спектакля «Человек из Ламанчи», в котором актер играет Дон Кихота).
Впрочем, вернемся к «Свинарке и пастуху»… Шла война. Владимир Зельдин, в ту пору молодой актер Театра транспорта (ныне Театр имени Гоголя), по повестке ушел в армию, учился в танковой школе, но вскоре артистов собрали и сообщили, что, согласно указанию Сталина, им выдана бронь. Все артисты, задействованные в фильме, должны были возвращаться на студию… Позже Зельдин напишет в своих воспоминаниях:
«Наверное, этот фильм (а точнее, указание Сталина) меня спас, ведь многие мои сверстники и товарищи по танковой школе погибли на фронте... А мне на фронт выезжать доводилось только с концертами в составе артистических бригад. Нас берегли и сохраняли для мирного времени».
«У вас не должны быть красные глаза» Часть фильма успели снять в Кабардино-Балкарии еще до войны. Но кадры на сельскохозяйственной выставке снимали уже под грохот вражеских бомбежек. Съемочный процесс мог остановиться в любую секунду – артисты, слыша разрывы бомб, бежали в укрытие. А несколько человек, отснявшись в своих эпизодах, прямо из студии ушли на фронт. Их провожали только до ворот. Идти дальше запрещалось, поскольку съемки завершить нужно было в сжатые сроки. Разумеется, что многие не сдерживали слез. Пырьев сердился.
– Мы снимаем светлый музыкальный фильм, – повторял он. – У вас не должны быть красные глаза.
Впрочем, красные, уставшие глаза были тогда у всех и если не от слез, то от ночных дежурств. Годы, блестящие роли и зрительская любовь не стерли в его памяти мрачные будни войны, когда, возвращаясь с киностудии домой, Владимир Михайлович вместе с другими жильцами отправлялся на крышу – тушить «зажигалки», которые немцы сбрасывали на город. А утром снова играть на «Мосфильме» счастливого горца, у которого глаза горят при виде любимой девушки. И он играл так, что этот свет лился с экрана и заражал зрителей (это после «Свинарки и пастуха» портреты Зельдина украшали комнаты женских общежитий). Куда девался усталый взгляд? На этот вопрос не могли ответить ни врачи, ни режиссер, ни сам Владимир Михайлович. Актерское чудо и никаких спецэффектов.
Его много раз спрашивали о самом ярком событии в жизни. И по сей день он не устает повторять:
– Конечно, День Победы…
«У тебя слабое сердце…» У Фаины Раневской однажды спросили: «Почему вы не пишете мемуары?» – на что великая актриса ответила: «Если я сяду писать мемуары, то получится книга жалоб».
Эту байку Владимир Михайлович любит вспоминать, когда заходит речь о прожитых годах. И тем не менее написал большую книгу «Профессия Дон Кихот», которая на книгу жалоб совсем не похожа.
В 1927 году юный Зельдин решил поступать в хореографическое училище при Большом театре. Отец (замечательный дирижер, основатель музыкальной школы в Твери, где жила одно время семья) без особого восторга воспринял эту идею сына и, как утверждает Владимир Михайлович, подговорил экзаменаторов за спиной. После просмотра они сказали будущему артисту: «Мы возьмем тебя в училище, но ты будешь плестись в хвосте, потому что у тебя слабое сердце».
С неудачей пришлось смириться, но все равно двадцать лет спустя, по какому-то странному стечению обстоятельств, о Зельдине вдруг заговорили как о выдающемся танцоре. Посмотреть на его темпераментного идальго Альдемаро (герой спектакля «Учитель танцев») приходили все – от Махмуда Эсамбаева до Анны Ахматовой.
Триумф, растянувшийся на годы Любопытно, что на эту роль Зельдин никогда не претендовал. Благополучно работал в Театре транспорта, но вдруг пришло приглашение из Театра Красной армии от режиссера Владимира Канцеля. К тому времени он долго подыскивал подходящего актера, пока кто-то не подсказал: «А попробуйте Зельдина…»
Сколько раз был сыгран «Учитель танцев», не помнит и сам актер, но совершенно точно, что появлялся он на сцене в этом образе не меньше двух тысяч раз. Это был триумф, растянувшийся на годы, – Зельдин играл Альдемаро не одно десятилетие подряд – почти до самой пенсии, на которую он, правда, никогда не собирался уходить.
Он словно решил доказать себе и миру, что педагоги Большого театра были не правы. И на репетициях буквально истязал себя бесчисленными повторами.
Кстати, постановка Владимира Канцеля была первым обращением русского театра к «Учителю танцев». Считается, что именно благодаря обаянию Зельдина пьесу вскоре начали ставить и другие театры страны, тем более что в 1952 году этот спектакль, снятый на пленку, вышел на широком экране.
«Это я, Дон Кихот» Потом было много интересных ролей, съемки в кино. И снова – жизненные коллизии, которые могли случиться только с Владимиром Зельдиным. Будучи председателем профкома театра, актер «выбил» многим своим коллегам хорошие квартиры, хотя, рассказывают, для себя ничего не просил.
Долго о здоровье рассуждать не любит. О долголетии часто переспрашивает:
– В чем секрет? Наверное, в том, что никогда не курил, очень мало пил, увлекался спортом… И по-прежнему долго гуляю на свежем воздухе.
…Пять лет назад, к 90-летию актера, режиссер Юлий Гусман подарил Зельдину главную роль в спектакле «Человек из Ламанчи». Образ Дон Кихота пришелся юбиляру по вкусу. Словно и не играл ничего все эти годы – с таким энтузиазмом актер вгрызался в драматургический материал.
– Самое важное в нем – попытка вернуть людей к человеческому образу жизни, – говорит Зельдин. – Это спектакль о доброте, о том, что люди не должны совершать преступлений, унижать друг друга. К сожалению, у нас сейчас убийства и ограбления, терроризм стали жизненной нормой: мы уже привыкли к тому, что жизнь человеческая, данная нам Господом Богом, абсолютно ничего не стоит. Поэтому все события, которые вокруг происходят (и негативные, и позитивные), я рассматриваю через призму Дон Кихота. Там есть такие слова: «Не называй своим ничего, кроме своей души». Или еще: «Люби не то, что ты есть, а то, каким хочешь и можешь стать. Станет все то, что жалко отдать, обузою на пути. Помочь торопись человеку, Рыцарь Прямых Дорог!» С этими словами я обращаюсь в зал и знаю, что в наше непростое время они нужны современной аудитории, людям, которые запутались в самых элементарных человеческих понятиях – честь, долг, совесть, порядочность...
Светлана ВРАГОВА, художественный руководитель театра «Модернъ» – В один прекрасный вечер я увидела у себя в театре поднимающегося по лестнице вверх Владимира Михайловича Зельдина, с которым не была знакома. Он подает на входе билет, наша служащая отрывает корешок, и я с удивлением говорю: «Владимир Михайлович, как вам не стыдно покупать билеты…» Ответ меня удивил еще больше: «А мне Кеша (Иннокентий Смоктуновский. – Ред.) сказал: пойди в этот театр, это очень хороший театр». Это было в 1989 году. С тех пор мы подружились. И тогда предложила ему роль в спектакле «Счастливое событие» по Мрожеку. Зельдин с большим удовольствием включился в работу. Репетировал он потрясающе, и это был другой Зельдин, которого не знает широкая аудитория.
К сожалению, роль так и не состоялась, потому что довольно скоро его вызвали в Театр армии, и он, как послушный ученик, вернулся туда. Наше общение, конечно, продолжалось. И вдруг несколько лет спустя я от него слышу: «Светка, нас Таня Доронина выгнала из МХАТа – приюти, пожалуйста». – «За что?» – «Боря Щедрин ставил там «Дядюшкин сон», ей не понравилось, и нас выгнали». В мои планы постановка не входила (сезон был в разгаре), бюджет на нее не закладывался. Но разве можно было отказать? Ради него мы отставили другую работу, и спектакль был создан на нашей сцене. В первый же день репетиций он удивил меня совершенным знанием текста и, конечно, профессионализмом. И сейчас, в столь почтенном возрасте, он схватывает замечания режиссера, безоговорочно верит в предлагаемые обстоятельства. А этих качеств нет ни у одного артиста.
Федор ЧЕХАНКОВ, актер Театра Российской армии – Владимир Михайлович непредсказуем. Предугадать его поведение не могу даже я, хотя нас связывает многолетняя дружба.
Однажды была ситуация, когда мы с ним три месяца не разговаривали. Мы сидели в одной гримуборной, играли в одном спектакле, но за кулисами не общались. А дело было в том, что я со своею настырностью стал навязывать ему главную роль в пьесе Мрожека «Контракт на убийство». Пьеса, признаюсь, заумная, философская, но идеально подходящая под нас. А он таких авангардных пьес не любит. И честно говорит: «Я их не понимаю». Начались репетиции, и я чувствую, что он ощущает дискомфорт – все ему не нравится… А в пьесе действующие лица два мужика, и оба спорят о философских проблемах – что такое Запад, что такое Восток. Мне казалось это безумно интересным, но в пьесе не было для Зельдина любовной темы, а для него это очень важно. Вспомните его героев в спектаклях «Последний пылко влюбленный», «Учитель танцев», «Барон Мюнхгаузен» Горина, который, кстати, был написан на него. Вот это он понимает. А споры, победит ли Восток или Запад, ему неинтересны. И вроде неловко сказать напрямую (все же главная роль), и он этот дискомфорт стал вымещать через всевозможные замечания. А не разговаривать мы стали после того, как Владимир Михайлович прицепился ко мне после одного концерта и сказал, что здесь вам, Федор Яковлевич, не эстрада и не шоу-бизнес. Это театр, где все строится по другим законам.
Конечно, нас потом помирили, и мы друзья. Всегда на гастролях жили в одном номере. Особенно обожали его ленинградцы. Все тамошние поклонники балета ходили на Зельдина. И каждое его движение, как в балете, сопровождалось овациями и криками «браво». Даже когда уже артисты расходились по гримеркам, в зале оставались сумасшедшие сто человек, которые продолжали кричать «Браво, Зельдин». И он появлялся сверху, на одном из ярусов, среди электрических фонарей, уже в халате отвешивал поклоны.
Виктор Борзенко, журнал "Театрал", №2 за 2010 год
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума